Шрифт:

100% +

© Дунаев М., вступительная статья, 2000

© Николаев Ю., иллюстрации, 2000

© Оформление серии. Издательство «Детская литература», 2002

М. Дунаев
«История души человеческой»

Что за название – «Герой нашего времени»? В чем его смысл? Напрашивается привычное: типичный представитель своего времени, характернейший характер, характеризующий уровень развития общества, точнее – поколения молодых людей того времени. Так ли? Печорин более похож на исключение – свойствами своей натуры. Правда, сквозь исключительность вернее всего проясняется именно присущее многим, так что не пренебрежем и расхожим толкованием.

Но социальное прочтение всем уже наскучило, если не сказать сильнее. Да и что нам социальные характеристики давно ушедших времен?

Надо учитывать и иронию, в чем сам автор настойчиво наставлял читающую публику и в основном предисловии, и в предисловии к «Журналу Печорина», а авторскими предупреждениями пренебрегать не следует, хотя они порою сознательно обманчивы. Ирония же, как известно, есть употребление слова в противоположном значении. Слово «герой», стало быть, может обрести противозначный смысл: антигерой. Перед нами как-никак художественный текст.

И вообще разгадывать загадки, заданные Лермонтовым, плодотворнее и интереснее, подбираясь к ним с иной стороны: не занимаясь социально-историческими изысканиями, но пытаясь постигнуть художественное совершенство произведения. Все-таки роман Лермонтова есть литературный шедевр.

Лермонтов явил себя в литературе не только как великий поэт, но и как гениальный прозаик.

Лермонтовскую прозу еще Гоголь определил поэтически: б л а г о у х а н н а я. Чехов восхищался: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, по предложениям, по частям предложения… Так бы и учился писать».

Лермонтовский синтаксис, мастерство построения фразы, завораживающий ритм всей прозы – бесспорны. Вот образец, на котором, следуя совету Чехова, следует учиться писать:

«И точно, дорога опасная: направо висели над нашими головами груды снега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться в ущелье; узкая дорога частию была покрыта снегом, который в иных местах проваливался под ногами, в других превращался в лед от действия солнечных лучей и ночных морозов, так что с трудом мы сами пробирались; лошади падали; налево зияла глубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяною корою, то с пеною прыгая по черным камням».

Подобная конструкция, бессоюзное сложное предложение, сочетающее ряд сложноподчиненных, включающее обособленные второстепенные члены и иные усложнения, – представляет немалую трудность, ибо, помимо выразительной ясности смысла, сама выразительность описания должна раскрываться в четком ритме составных частей, лишенном однообразия, но строго выдержанном. Еще более замечательна единая завершающая фраза повести “Княжна Мери”, синтаксис которой можно определить как виртуозный: это тот уровень владения прозою, когда никакие технические препятствия не существуют для мастера, достигшего совершенства:

«Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…»

На подобное достаточно лишь молча указать, не разрушая того впечатления гармонии, какое не может не испытать всякий, хоть сколько-нибудь восприимчивый к совершенству художественного языка.

Справедливости ради нужно указать и на один существенный недостаток архитектоники романа: слишком навязчивое употребление некоего условного приема, без которого развитие событий просто не могло бы осуществляться. Этот прием отмечен давно: в романе «Герой нашего времени» основные персонажи слишком часто «случайно» подслушивают и подсматривают, сообразуя в дальнейшем свои поступки с обретенными подобным образом сведениями о ситуации, о характерах и намерениях тех, с кем им приходится сталкиваться в ходе развития действия.

Например, в повести «Бэла» Максим Максимыч ненамеренно подслушивает разговор Казбича с Азаматом, предлагавшим в обмен на коня украсть собственную сестру, а затем узнавший о том Печорин организует само похищение. В «Тамани» Печорин опять-таки случайно становится незримым свидетелем разговора контрабандистов, что роковым образом изменило их судьбу. В «Княжне Мери» Печорин же незримо присутствует при заговоре его недоброжелателей, вознамерившихся жестоко посмеяться над ним во время дуэли. И так далее.

Приверженность такой условности объясняется у Лермонтова, скорее всего, некоторой невыработанностью приемов, побуждающих сюжетное движение повествования, – в литературе того времени.

Встречаем в романе и некоторые отголоски романтического мироотображения – прежде всего в построении характера Печорина, несомненно родственного некоторыми чертами стереотипным натурам, какими изобилует романтизм. Это ощутимо хотя бы в той завершающей фразе повести «Княжна Мери», где главный герой сравнивает себя с «матросом разбойничьего брига»: корсары и разбойники слишком часто появляются в романтических поэмах (да и у того же Лермонтова), чтобы такое сопоставление возникло случайно. Исключительная индивидуальность с сильными страстями – это не новость для литературы. Но заслуживает восхищения мастерство, с каким Лермонтов вплетает такой отчасти построенный по шаблону характер в ткань реалистической психологической прозы – без фальши и натяжки, – прозы, основы которой он же и заложил.

Роман «Герой нашего времени» – первый в русской литературе психологический роман, и один из совершенных образцов этого жанра.

Психологический анализ характера главного героя осуществляется в сложном композиционном построении романа, композиция которого причудлива нарушением хронологической последовательности основных его частей. И пусть это стало уже общим местом всех критических разборов «Героя нашего времени», не пренебрежем вновь обратиться к осмыслению композиции произведения как одной из важнейших его художественных особенностей.

Роман состоит из пяти повестей: вслед за общим предисловием идет «Бэла», затем «Максим Максимыч», следующие же три повести, «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист», образуют единый «Журнал Печорина», которому предпослано также особое предисловие.

Истинная хронология иная. Молодой офицер Печорин после некой случившейся в его судьбе и с т о р и и, разрушившей честолюбивые замыслы героя (ничего более подробного мы о том не узнаём), следует к месту нового назначения, остановившись на пути в небольшом и «скверном» городишке Тамани (повесть «Тамань»). Затем на Кавказе он участвует в военных действиях и знакомится с юнкером Грушницким, с которым затем встречается на Водах, где он живет сначала в Пятигорске, а затем в Кисловодске («Княжна Мери»). После убийства Грушницкого на дуэли Печорин отправлен начальством в крепость под начало штабс-капитана Максима Максимыча («Бэла»). Во время двухнедельной отлучки в казачью станицу случается история, описанная в повести «Фаталист». Не вполне ясна последовательность событий двух этих повестей. Скорее, пари с Вуличем, описанное в «Фаталисте», произошло ранее истории похищения Бэлы – и это имеет принципиально важное значение. Вскоре после гибели Бэлы Печорин переведен на новое место, а затем выходит в отставку. Через пять лет после описанных событий Печорин отправляется в Персию и во Владикавказе мимоходом встречается вновь с давним сослуживцем («Максим Максимыч»). Из Персии ему не суждено было вернуться: на обратном пути он умирает (о чем сообщается в Предисловии к «Журналу Печорина»).

Повествование ведется от имени трех рассказчиков: некоего странствующего офицера (которого не следует путать с самим автором), штабс-капитана Максима Максимыча и, наконец, самого центрального героя, молодого прапорщика Григория Александровича Печорина. Зачем понадобились автору разные рассказчики? Ясно: чтобы осветить события и характер центрального героя с разных точек зрения, и как можно полнее. Но у Лермонтова ведь не просто три рассказчика, но три различных типа рассказчика – вот важно. Какие это типы? Их и всего-то три встречается: сторонний наблюдатель происходящего, во-первых, второстепенный персонаж, участник событий, во-вторых, и сам главный герой, в-последних. Над всеми тремя главенствует создатель всего произведения, Автор, разгадать личность которого, основываясь на разборе его творения, занятие самое увлекательное.

Со всеми тремя мы сталкиваемся в романе. Но тут не просто три точки зрения, но три уровня постижения характера, психологического раскрытия натуры «героя времени», три меры постижения сложного внутреннего мира незаурядной индивидуальности. Присутствие трех типов рассказчика, их расположение в ходе повествования тесно увязывается с общей композицией романа, определяет и хронологическую перестановку событий, одновременно находясь в сложной зависимости от такой перестановки.

Начинает рассказ о Печорине Максим Максимыч, человек нам безусловно симпатичный, добрый, но простоватый (чтобы не сказать – недалекий). Он много наблюдал Печорина, но разобраться в его характере решительно не в состоянии: Печорин для него с т р а н е н, о чем он простодушно заявляет в самом начале своего рассказа: «Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут, – а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнёт, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха… Да-с, с большими был странностями…»

Не столь наивный читатель тут же заподозрит неладное: человек вздрагивает от резкого звука не из трусости вовсе, но выведенный из состояния глубокой задумчивости, погруженности в себя, о чем свидетельствует и следующее замечание: порою «слова не добьешься». Но Максиму Максимычу такое состояние неведомо и оттого непонятно, он и прибегает, как то делают всегда подобные лица, к объяснению.

Но все же странности некоторые в характере молодого офицера не могут не заинтересовать читателя. Из рассказа Максима Максимыча вынесет он впечатление о главном герое как о человеке черством, даже жестоком. Ради прихоти своей Печорин разрушает судьбу, делает несчастливыми нескольких человек. А когда уже после похорон Бэлы Максим Максимыч, отчасти соблюдая банальный ритуал, начинает высказывать Печорину слова сочувствия, тот лишь смеется в ответ. «У меня мороз пробежал по коже от этого смеха», – признается штабс-капитан. И впрямь странность какая-то.

Сам Печорин, пытаясь объяснить Максиму Максимычу свое состояние, свое поведение, высказывает парадоксальную мысль, принять которую не всякий сможет сразу и безоговорочно: «…у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение – только дело в том, что это так. <…> Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления…»

И впрямь странный. Но в чем разгадка такой странности? – Максим Максимыч не может помочь нам в наших сомнениях.

Далее рассказ переходит к безымянному странствующему офицеру. Он далеко превосходит штабс-капитана в наблюдательности. Так, он делает замечание, на которое Максим Максимыч никогда не был бы способен; недолго наблюдая Печорина, он предполагает: «Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками – верный признак некоторой скрытности характера».

Введение в ткань романа второго рассказчика корректирует фокус изображения. Если Максим Максимыч рассматривает события как бы в перевернутый бинокль, так что всё в поле его зрения, но все слишком общо, то офицер-рассказчик приближает изображение, переводит его с общего плана на более укрупненный. Однако у него как у рассказчика есть важный недостаток в сравнении со штабс-капитаном: он слишком мало знает, довольствуясь лишь мимоходными наблюдениями. Вторая повесть поэтому в основном подтверждает впечатление, вынесенное после знакомства с началом романа: Печорин слишком равнодушен к людям, иначе своею холодностью не оскорбил бы Максима Максимыча, столь преданного дружбе с ним. Да и поистине странный он какой-то, и странность его явно проступает во всем облике его, противоречивом даже для постороннего встречного.

И не только к ближнему своему оказывается равнодушен герой, но и к себе, отдавая Максиму Максимычу свои записки, тот самый Журнал, который окажется основной частью романа. Позднее узнаем мы, что записки эти были для него прежде драгоценны: «Ведь этот журнал пишу я для себя, – наталкиваемся мы между прочих и на такую запись, – и, следовательно, все, что я в него ни брошу, будет со временем для меня драгоценным воспоминанием». И вот ему едва ли не постыла вся его прежняя жизнь, раз ни в грош не ставит он теперь воспоминания о ней: не может же не знать, что давний приятель употребит драгоценную некогда рукопись, скорее всего, на патроны. И сам поступок этот усугубляется глубоким наблюдением рассказчика над внешностью неожиданного встречного: «…о глазах я должен сказать еще несколько слов. Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если бы не был столь равнодушно спокоен».

Вторая повесть способна лишь раздразнить воображение читателя: что же истинного в Печорине – злой ли нрав (к чему так легко склониться как будто) или глубокая постоянная грусть? Ко второму ответу подталкивает некоторое сомнение. Но сам рассказчик слишком немного дает оснований, чтобы окончательно принять ту или иную версию.

И только после этого, возбудив пытливый интерес к столь необычному характеру, заставив читателя, отыскивающего ответ, быть внимательным ко всякой подробности дальнейшего рассказа, автор меняет повествователя, давая слово самому центральному персонажу: как рассказчик он имеет несомненные преимущества перед двумя предшественниками своими, ибо не просто знает о себе более других (что естественно), но и способен осмыслить свои поступки, побуждения, эмоции, тончайшие движения души – как редко кто это умеет. Трудно даже сразу понять, чем он более озабочен – действием или размышлением над смыслом действия. В нем одном – идеальное совмещение и героя, и тонкого наблюдательного рассказчика. «Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его…» Печорин наводит на свою душу увеличительное стекло, и она предстает перед всеми без прикрас, без попытки рассказчика что-то утаить, сгладить, дать в более выгодном свете, ибо он исповедуется самому себе, зная, что самого себя обмануть нечего и пытаться: для этого его ум слишком проницателен.

«История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление», – предваряет рассказчик наше знакомство с записками Печорина, которые он решился опубликовать, и тем указывает нашему и без того обостренному вниманию, по какому пути следует устремиться.

Однако первая часть Журнала Печорина отнюдь не рассеивает нашего недоумения, а лишь усугубляет его. Важно: не знай мы начала, не восприняли бы в полноте и парадокса: натура Печорина предстает перед нами в резком контрасте тому, что мы уже знаем о нем. Важно также: переход от второй повести к третьей сопряжен не только со сменою рассказчика, но и резким хронологическим сдвигом – из самого завершения истории героя мы переносимся в ее начало. И видим вдруг, что перед нами не застывший романтический характер, но индивидуальность в ее развитии. И оказывается, не был Печорин прежде столь ленив душою и телом, как в конце, – напротив: он подвижен, любопытен, полон внутренней энергии. Его романтический настрой возбужден некой тайной (на поверку тайна обернулась заурядной обыденностью: честные контрабандисты не стремились обнаружить свою деятельность при свете дня, только и всего), он пускается в опасную авантюру и применяет немалые усилия, чтобы остаться в живых.

Печорину времени путешествия в Персию, пожалуй, лень было бы лишний шаг сделать ради раскрытия какой бы то ни было загадки. Единственно, что в нем неизменно от начала до конца (видим мы теперь), – это способность приносить несчастья всем, с кем его сводит судьба. Добро бы заботился о недопущении беззакония, а то ведь одно праздное любопытство всему виною.

Третья повесть лишь еще больше озадачивает читателя, следящего не просто за сменою событий, но озабоченного разгадыванием внутреннего развития человеческой индивидуальности. Когда бы повесть «Тамань» стояла в начале романа, как ей и положено по временной последовательности, она не смогла бы возбудить в читателе никаких вопросов, но лишь породила бы поверхностное впечатление: какие только диковинные случаи не приключаются порою на этом свете!

Лишь только после того, как восприятие наше предельно обострено, начинается самораскрытие характера главного героя романа, героя столь давнего уже для нас времени. Печорин постоянно рефлектирует, занят самокопанием, самоедством – его беспокоят внутренние противоречия собственных стремлений и поступков. И неравнодушный читатель сможет разглядеть, что и его собственное время может стать для него отчасти ближе и понятнее, когда он без лености душевной осмыслит жизненный итог этого никогда не существовавшего персонажа, рожденного вымыслом художника. Никогда не существовавшего в реальности, но вот уже полтора века существующего в умах и воображении всякого образованного русского человека.

Знакомясь с записками Печорина, мы получаем возможность судить его непредвзято и бесстрастно. Именно судить, осуждать, поскольку суждение и осуждение направляется здесь не против человека (его нет, он лишь бесплотный вымысел), но против того греховного состояния души, какое запечатлено Лермонтовым в образе Печорина.

Печорин проницателен и видит порою человека насквозь. Только обосновавшись в Пятигорске, он иронично предполагает уровень взаимоотношений между местными дамами и желающими привлечь их благосклонность офицерами: «Жены местных властей… менее обращают внимания на мундир, они привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум». И пожалуйста: Грушницкий при первой же встрече почти дословно повторяет то же, но уже вполне всерьез, осуждая приезжую знать: «Эта гордая знать смотрит на нас, армейцев, как на диких. И какое им дело, есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?» Добиваясь власти над душою княжны Мери, Печорин на несколько ходов вперед предугадывает развитие событий. И даже недоволен этим – это становится скучным: «Я все это знаю наизусть – вот что скучно!»

Но как ни иронизирует Печорин над банальными ужимками ближних своих, он и сам не прочь использовать те же высмеиваемые им приемы ради достижения собственной цели. «…Я уверен, – мысленно высмеивает Печорин Грушницкого, – что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут он, верно, закрыл глаза рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас? Поймете ли вы меня?..» – и так далее». Втайне посмеявшись над приятелем, Печорин вскоре произносит перед княжною эффектную тираду: «Я поступил, как безумец… этого в другой раз не случится: я приму свои меры… Зачем вам знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете, и тем лучше для вас. Прощайте». Сопоставление любопытное.

Он же точно рассчитывает поведение Грушницкого на дуэли, складывая по своей воле обстоятельства так, что, по сути, лишает противника права на прицельный выстрел, и тем ставит себя в более выгодное положение, обеспечивая собственную безопасность и одновременно возможность распорядиться жизнью бывшего приятеля по собственному произволению.

Подобные примеры можно множить. Печорин незримо руководит действиями и поступками окружающих, навязывая им свою волю и тем упиваясь.

Он и в себе не ошибется, не утаив от собственного внимания скрытые слабости душевные. И читатель, способный сопоставить и осмыслить поступки персонажей, обнаруживает неожиданно мелочность и тщеславие, достойное скорее Грушницкого: «Мне в самом деле говорили, что в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы. И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая».

Или другое – страсть противоречить, в какой он себе признается. Кто знает эту страсть, знает и источник ее – то, что современным языком определяется как комплекс неполноценности. Помилуйте, у Печорина-то?! Гордыня – да. Он весь переполнен гордынею, сознавая в самоупоении собственное превосходство над окружающими: он же умный человек и не может такого превосходства не сознавать. Так, конечно. Но гордыне всегда сопутствует тайная мука, утишить которую можно, лишь противореча всем и всему, противореча ради самой возможности опровергать, выказывая тем себя, независимо от того, стоит за тобою правда или заблуждение. Само стремление романтической натуры к борьбе есть следствие такого комплекса, обратной стороны всякой гордыни. Гордыня и комплекс неполноценности неразлучны, они борются между собой в душе человека незримо порою, составляя его муку, его терзания и постоянно требуя себе в качестве пищи борьбу с кем-то, противоречие кому-то, власть над кем-то. «Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости?» Печорин действует исключительно ради насыщения гордыни. «…Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, – вот что я называю жизнью».

Для того чтобы перед самим собою так безжалостно обнажать свои пороки, как это делает Печорин, точно нужно мужество, и особого рода. Человек чаще стремится скрыть от самого себя нечто мучительное в своей натуре, в жизни, – даже убежать от действительности в мир опьяняющей и глушащей сознание грезы, выдумки, приятного самообмана. Трезвая самооценка – часто дополнительная причина внутренней депрессии, терзаний. Печорин становится поистине героем своего времени, ибо не прячется от настоящего ни в прошлом, ни в мечтах о будущем, он становится исключением из правила, персонифицированного Грушницким, этим напыщенным обманщиком самого себя.

Печорин – герой. Но героизм его – душевный, не духовный по природе своей. Печорин – эмоционально мужественный человек, но он не в состоянии раскрыть в себе самом своего истинного внутреннего человека . Упиваясь своею силою или терзаясь внутренними муками, он вовсе не смиряет себя даже тогда, когда видит в себе явные слабости, явные падения; наоборот, он постоянно склонен к самооправданию, которое соединяется в душе его с тяжким отчаянием. Не столь уж он рисуется, когда произносит перед княжной знаменитую свою тираду: «Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – никто меня не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собою и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди у меня родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой…»

В словах Печорина есть и доля истины. Недаром говорится в Евангелии: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы». Это Печорин сознавал вполне. Но евангельские слова раскрывают всю неполноту сознания лермонтовского героя: «Отрезвитесь, как должно, и не грешите; ибо, к стыду вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога».

Печорин готов переложить вину на «дурное сообщество», но своего безбожия осознать не стремится отнюдь. Незнание Бога влечет в направлении вполне определенном.

В нем нет смирения, оттого он не сознает в слабости своей натуры глубоко укорененную греховность. Можно сказать, Печорин искренен в своем нераскаянии: он простодушно не различает многие свои грехи. Он трезво сознает собственные пороки, но не сознает в них греха.

«Погубляет человека не величество, не множество грехов, но нераскаянное и ожесточенное сердце» – эти слова святителя Тихона Задонского можно бы поставить эпиграфом ко всему роману.

Если проследить поведение и размышления главного героя лермонтовского романа, то, пожалуй, он (герой, а не роман) останется чист только против девятой заповеди: лжесвидетельством своей души он не пятнает; хотя, должно признать, порою Печорин иезуитски изворотлив и, не произнося лжи несомненной, ведет себя, без сомнения, лживо. Это заметно в его отношениях с Грушницким, то же и с княжной: нигде ни разу не говоря и слова о своей любви (какой и нет вовсе), он не препятствует ей увериться в том, что всеми его действиями и словами движет именно сердечная склонность. Совесть вроде бы чиста, а уж коли кто в чем-то обманывается, тут его собственная вина.

О первых четырех заповедях, объединенных общим понятием любви человека к Создателю, говорить по отношению к Печорину вроде бы бессмысленно. Однако нельзя его назвать человеком вполне чуждым религиозному переживанию, хотя бы в прошлом. Слабые отблески отошедшей от него веры заметны в некоторых второстепенных деталях, сущностно важных для понимания его судьбы. Деталями-то пренебрегать нельзя: Лермонтов пользуется ими умело и тактично, и чуткому писателю они немалое раскроют (недаром Чехов, великий мастер художественной детали, так восхищался Лермонтовым).

Вот заходит Печорин в лачугу контрабандистов: «На стене ни одного образа – дурной знак!» Впрочем, это можно расценить как приметливость человека, к иконам тоже равнодушного. Но полностью равнодушный ничего и не заметит. Печорин оказывается знакомым с Писанием: цитирует, хотя и неточно (скорее, не цитирует, а перелагает своими словами) одно из пророчеств Исайи: «В тот день немые возопиют и слепые прозрят». Другой раз Печорин цитирует Евангелие: «…я обогнал толпу мужчин, штатских и военных, которые, как я узнал после, составляют особенный класс людей между чающими движения воды. Они пьют – только не воду…» Всякий узнает здесь известный эпизод, отмеченный в Евангелии. Правда, оба раза в обращении Печорина к Писанию сквозит ирония, что должно признать греховным нарушением третьей заповеди (обращение к слову Божьему всуе – при расширительном толковании заповеди), однако о лермонтовском герое нельзя сказать, что он пребывает вне религии вообще.

Важно осознать: Печорин как бы исповедуется перед самим собою, но исповедь эта остается безблагодатною – не только потому, что нецерковна. У него и наедине с собою, со своею собственной совестью, застлан взор. Он не различает откровенной греховности. Почему?

Важнейшим энергетическим узлом всего романа должно признать следующее рассуждение Печорина:

«А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость. Если бы я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи – создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара».

) – «извне», глазами чужих людей. Три остальных основаны на его дневниках, представляя взгляд на самого себя «изнутри».

«Бэла»

Неназванный по имени русский путешественник едет по Кавказу. В пути по горам он встречает пожилого штабс-капитана Максима Максимыча (см. Образ Максима Максимыча , Печорин и Максим Максимыч), прежде начальника одной крепости в Чечне. Рассказ Максим Максимыча про странный случай из тамошней своей жизни и составляет сюжет Бэлы.

В крепость приезжает служить офицер лет 25-ти, Григорий Александрович Печорин, человек странного замкнутого, но твёрдого и сильного характера. Он часто отдаётся бездеятельной скуке, но иногда загорается большой энергией и волей.

Однажды на свадьбе у одного из окрестных горских князей младшая дочь хозяина, Бэла, поёт Печорину нечто вроде комплимента. Печорину нравится эта красавица. Вскоре он узнаёт, что её беспутный брат Азамат жаждет заполучить прекрасную лошадь джигита Казбича (см. Характеристика Казбича с цитатами). За этого коня Азамат готов похитить из отцовского дома и отдать Бэлу.

Лермонтов. Герой нашего времени. Бэла, Максим Максимыч, Тамань. Художественный фильм

Печорин входит в сделку с Азаматом. Он помогает угнать лошадь Казбича, когда тот пригоняет в русскую крепость баранов для продажи. Взамен Азамат привозит Печорину украденную собственными руками сестру.

Печорин собирается уезжать, и не вспоминая про Максим Максимыча. Однако тот вдруг возвращается и бежит, что есть мочи, обнять старого товарища. Печорин в ответ лишь подаёт капитану руку – приветливо, но довольно холодно. Коротко сказав, что едет в Персию, он садится в коляску.

Максим Максимыч потрясён таким равнодушием. Он старается задержать Печорина, но тот даёт кучеру знак отправляться. Старик напоминает: «Да у меня ваши записки. Что с ними делать?». Бросив: «Да что хотите» – Печорин уезжает.

Заинтересовавшийся Печориным спутник Максим Максимыча просит, чтобы старик отдал ему записки этого непонятного человека. Узнав вскоре, что Печорин умер во время путешествия в Персию, он решает опубликовать их. Из дневников Печорина и составляются последние три части «Героя нашего времени». Публикатор говорит, что его особенно поразило, «с какой беспощадной искренностью автор выставляет в них наружу собственные слабости и пороки».

Утром приходит старая хозяйка хаты. Печорин со смехом расспрашивает слепого мальчика, «куда это он таскался ночью»? Вскоре появляется и девушка, виденная им у пристани. Эта похожая на русалку красавица начинает шаловливо заигрывать с Печориным.

Пытаясь заинтриговать прекрасную незнакомку, Печорин намекает ей, что может донести коменданту о происходившем ночью на берегу. Девушка в ответ лишь смеётся. Чуть позже она приходит в комнату к Печорину, неожиданно целует его, приглашает на берег, когда стемнеет, и быстро ускользает.

С наступлением темноты Печорин встречается с «русалкой» у моря. Та увлекает его прогуляться на лодке. Выплыв в море, девушка вначале манит Печорина ласками, а потом пытается сбросить за борт и утопить – думая так избавиться от доносчика.

После отчаянной борьбы Печорин сам сталкивает её с лодки в воду. Он догребает до пристани и через некоторое время видит издали на берегу спасшуюся «русалку». Вновь появляется лодка с Янко, приходит и слепой. Боясь ареста, Янко и девушка решают уплывать отсюда. Слепой просится плыть с ними, но они прогоняют его.

Этот случай вызывает у Печорина тягостные раздумья. Сам того не желая, он разрушил чужое существование. Неизвестно, какая участь ждёт теперь старуху и мальчика. «На что судьба закинула меня к ним? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!» Подобную роль Печорину придётся играть ещё не раз.

Печорин приезжает на отдых в Пятигорск. Тут знакомый юнкер Грушницкий рассказывает ему о гостьях из Москвы – княгине Лиговской и её дочери, молодой красавице Мери. Недалёкий, склонный к наигранным, театральным жестам и чувствам Грушницкий начинает пылко ухаживать за Мери. Частью от скуки, частью в пику Грушницкому, а частью и от действительной симпатии к очаровательной княжне в такую же игру втягивается и Печорин.

Зная по опыту все тайные струны женской души, он обольщает Мери весьма умело. Поначалу Печорин вызывает в ней раздражение рядом вызывающих, насмешливых выходок. Однако порождённая ими неприязнь заставляет княжну обратить на дерзкого кавалера пристальное внимание. Распалив интерес Мери до страстности, Печорин постепенно выставляет себя в её глазах несчастной жертвой людской злобы и зависти, которые извратили добрые задатки его души. Мери проникается состраданием к нему. Оно переходит в горячую любовь.

Поначалу Мери выказывает благосклонность к Грушницкому, но потом отвергает этого пустоватого франта ради волевого и умного Печорина. Грушницкий решает мстить. Ряд мелких стычек в конце концов завершается дуэлью между Печориным и Грушницким. По совету одного коварного драгунского капитана Грушницкий даёт согласие на низкую подлость: во время поединка будет заряжен только его пистолет, а оружие противника останется без пули. Печорин узнаёт об этом замысле, срывает его и на дуэли убивает Грушницкого. (См. полный текст отрывка «Дуэль Печорина и Грушницкого» , Монолог Печорина перед дуэлью .)

Лермонтов. Княжна Мери. Художественный фильм, 1955

Мери признаётся Печорину в своей любви. Он и сам уже чувствует сильную привязанность к незаурядной девушке, но это растущее чувство лишь подталкивает его расстаться с ней. Печорин слишком любит свободную, бурную и опасную жизнь. Тихие радости брака его не манят, призрак возможной женитьбы всегда побуждает бросить очередную пассию. Мери потрясена словами Печорина, что он не любит её и прежде лишь смеялся над ней. При финальном объяснении Печорин едва удерживается, чтобы не броситься к ногам княжны, но гордая, свободолюбивая натура берёт в нём верх над сердечным порывом. (См. Последний разговор Печорина и княжны Мери .)

Иллюстрация к повести М. Ю. Лермонтова «Фаталист». Художник В. Поляков

Печорин проигрывает пари, но не может избавиться от убеждения, что на лице поручика виден знак смерти. Офицеры расходятся. По пути домой Печорина нагоняют два казака, рассказывая: один их буйный товарищ сильно напился и только что выбежал куда-то на улицу, махая шашкой.

Едва Печорин приходит домой, как к нему прибегают с рассказом, что Вулич убит. Тот самый пьяный казак наткнулся на него по улице и зарубил шашкой. Перед смертью поручик успел произнести: «Он прав!», явно имея в виду предсказание о скорой гибели, услышанное от Печорина.

Преступника окружают в пустой хате. Он не хочет сдаваться и грозит убить всякого, кто попытается к нему войти. Печорин тоже решает испытать свою судьбу. Выбив окно, он запрыгивает в хату к убийце. Тот стреляет в него, сбив эполет, но не ранив. Печорин хватает казака за руки, а через дверь врываются другие и вяжут преступника.

«После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом?» Однако сухой скептический ум Печорина всё же не склонен слепо верить в рок, ибо «часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..»

Над романом «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтов работал в 1838-1840 гг. Идея написать роман родилась еще во время ссылки писателя на Кавказ в 1838 году. Первые части романа были изданы в течение одного года в журнале «Отечественные записки». Они вызывали интерес со стороны читателей. Лермонтов, видя популярность этих произведений, объединил их в один большой роман.

В названии автор стремился обосновать актуальность своего творения для современников. В издание 1841 года было включено также предисловие писателя в связи с теми вопросами, которые возникали у читателей. Предлагаем вашему вниманию краткое содержание «Герой нашего времени» по главам.

Главные герои

Печорин Григорий Александрович – центральный герой всего повествования, офицер царской армии, натура чувствительная и возвышенная, но эгоистическая. Красив, великолепно сложен, обаятелен и умен. Тяготится своим высокомерием и индивидуализмом, но не хочет преодолеть ни того, ни другого.

Бэла – дочь черкесского князя. Вероломно похищенная своим братом Азаматом, становится возлюбленной Печорина. Бэла красива и умна, чиста и прямодушна. Погибает от кинжала влюбленного в нее черкеса Казбича.

Мери (княжна Лиговская) – знатная девушка, с которой Печорин случайно познакомился и приложил все силы для того, чтобы влюбить ее в себя. Образованна и умна, горда и великодушна. Разрыв с Печориным становится для нее глубочайшей трагедией.

Максим Максимыч – офицер царской армии (в чине штабс-капитана). Добрый и честный человек, начальник и близкий приятель Печорина, невольный свидетель его любовных похождений и жизненных коллизий.

Рассказчик – проезжий офицер, ставший случайным знакомым Максима Максимовича и выслушавший и записавший его рассказ о Печорине.

Другие персонажи

Азамат – черкесский княжич, неуравновешенный и корыстолюбивый юноша, брат Бэлы.

Казбич – молодой черкес, влюбленный в Бэлу и ставший ее убийцей.

Грушницкий – молодой юнкер, человек самолюбивый и несдержанный. Соперник Печорина, убитый им на дуэли.

Вера – бывшая возлюбленная Печорина, появляется в романе как напоминание о его прошлом в Петербурге.

Ундина – безымянная контрабандистка, поразившая Печорина своей внешностью («ундина» – это одно из имен русалок, настоящего имени девушки читатель так и не узнает).

Янко – контрабандист, друг Ундины.

Вернер – доктор, умный и образованный человек, знакомый Печорина.

Вулич – офицер, серб по национальности, молодой и азартный человек, знакомый Печорина.

Предисловие

В предисловии автор обращается к читателям. Он говорит, что читатели поразились негативным чертам главного героя его произведения и упрекают в этом автора. Однако Лермонтов указывает на то, что его герой – есть воплощение пороков его времени, поэтому он современен. Автор также полагает, что нельзя все время кормить читателей сладкими историями и сказками, они должны видеть и понимать жизнь такой, какая она есть.

Действие произведения происходит на Кавказе в начале XIX века. Частично на этой территории Российской империи ведутся боевые операции против горцев.

Часть первая

I. Бэла

Начинается эта часть с того, что рассказчик-офицер встречает по пути на Кавказ немолодого штабс-капитана Максима Максимыча, который производит на него положительное впечатление. Рассказчик и штабс-капитан становятся приятелями. Попав в буран, герои начинают вспоминать о событиях своей жизни, и штабс-капитан рассказывает о молодом офицере, которого он знал около четырех с половиной лет назад.

Звали этого офицера Григорий Печорин. Был он красив лицом, статен и умен. Однако характер имел странный: то жаловался по пустяка, как девица, то бесстрашно скакал на лошади по скалам. Максим Максимыч в то время был комендантом военной крепости, в которой под его началом и служил этот таинственный молодой офицер.

Вскоре чуткий капитан заметил, что его новый подчиненный стал тосковать в глуши. Будучи человеком добрым, он решил помочь своему офицеру развеяться. В то время его как раз пригласили на свадьбу старшей дочери черкесского князя, который жил недалеко от крепости и стремился наладить хорошие отношения с царскими офицерами.

На свадьбе Печорину приглянулась младшая дочь князя – прекрасная и грациозная Бэла.

Спасаясь от духоты в помещении, Максим Максимыч вышел на улицу и стал невольным свидетелем разговора, который состоялся между Казбичем – черкесом с внешностью разбойника – и братом Бэлы Азаматом. Последний предлагал Казбичу любую цену за его великолепного коня, доказывая, что за коня он даже готов украсть для него свою сестру. Азамат знал, что Казбич неравнодушен к Бэле, однако гордый черкес Казбич лишь отмахивался от назойливого юноши.

Максим Максимыч, выслушав этот разговор, ненароком пересказал его Печорину, не зная, что задумал его молодой сослуживец.

Оказалось, что Печорин позже предложил Азамату украсть Бэлу для него, обещав взамен, что конь Казбича станет его.

Азамат выполнил уговор и провез красавицу-сестру в крепость к Печорину. Когда же Казбич пригнал баранов в крепость, Печорин отвлек его, а Азамат в это время украл его верного коня Карагеза. Казбич поклялся отомстить обидчику.

Позже в крепость пришли известия о том, что Казбич убил черкесского князя – родного отца Бэлы и Азамата, подозревая его в соучастии в похищение своего коня.

Тем временем Бэла стала жить в крепости у Печорина. Он обращался с ней необыкновенно бережно, не обижая ни словом, ни делом. Печорин нанял черкешенку, которая стала прислуживать Бэле. Сам же Печорин ласкою и приятным обхождением покорил сердце гордой красавицы. Девушка влюбилась в своего похитителя. Однако, добившись расположения красавицы, Печорин потерял к ней интерес. Бэла почувствовала охлаждение со стороны своего возлюбленного и стала сильно тяготиться этим.

Максим Максимыч, полюбив девушку, как родную дочь, пытался всеми силами ее утешить. Однажды, когда Печорин уехал из крепости, штабс-капитан предложил Бэле прогуляться с ним за стенами. Издалека они увидели Казбича верхом на коне отца Бэлы. Девушке стало страшно за свою жизнь.

Прошло еще некоторое время. Печорин общался с Бэлой все реже, она начала тосковать. В один из дней Максима Максимыча и Печорина не было в крепости, когда они вернулись, то издалека заметили лошадь князя и в седле Казбича, который вез на ней какой-то мешок. Когда офицеры погнались за Казбичем, то черкес раскрыл мешок и занес над ним кинжал. Стало понятно, что в мешке он держал Бэлу. Казбич бросил свою добычу и стремительно ускакал прочь.

Офицеры подъехали к смертельно раненной девушке, бережно подняли ее и отвезли в крепость. Бэла смогла прожить еще два дня. В бреду она вспоминала Печорина, говорила о своей любви к нему и жалела, что они с Григорием Александровичем находятся в разных верах, поэтому, по ее мнению, не смогут встретиться в раю.

Когда Бэлу похоронили, Максим Максимыч больше не говорил о ней с Печориным. Потом пожилой штабс-капитан пришел к выводу, что смерть Бэлы была лучшим выходом из сложившейся ситуации. Ведь Печорин в конце концов оставил бы ее, а она не смогла бы пережить такого предательства.

После службы в крепости под началом Максима Максимыча Печорин уехал для продолжения ее в Грузию. Никаких вестей он о себе не подавал.

На этом рассказ штабс-капитана закончился.

II. Максим Максимыч

Рассказчик и Максим Максимыч расстались, каждый отправился по своим делам, однако вскоре они неожиданно встретились вновь. Максим Максимыч с возбуждением рассказал, что вновь совершенно неожиданно встретил Печорина. Он узнал, что тот вышел теперь в отставку и решил поехать в Персию. Пожилой штабс-капитан хотел пообщаться со старым другом, которого не видел около пяти лет, однако Печорин вовсе не стремится к такому общению, чем сильно обидел старого офицера.

Максим Максимыч не мог всю ночь уснуть, но на утро опять решил поговорить с Печориным. Но тот проявил холодность и показное равнодушие. Штабс-капитан сильно опечалился.

Рассказчик, увидев Печорина лично, решил передать читателям свои впечатления от его внешности и манеры держаться. Это был человек среднего роста с красивым и выразительным лицом, которое всегда нравилось женщинам. Он умел держаться в обществе и говорить. Печорин одевался хорошо и без вызова, его костюм подчеркивал стройность его тела. Однако во всем его облике поражали глаза, которые смотрели на собеседника холодно, тяжело и проницательно. Печорин в общении практически не использовал жестикуляции, что являлось признаком скрытности и недоверчивости.

Уехал он стремительно, оставив о себе только яркие воспоминания.

Рассказчик сообщил читателям о том, что Максим Максимыч, видя его заинтересованность личностью Печорина, передал ему его журнал, то есть, дневник. Некоторое время дневник лежал у рассказчика без дела, однако после смерти Печорина (а умер тот скоропостижно в возрасте двадцати восьми лет: неожиданно заболев по дороге в Персию) рассказчик решил опубликовать некоторые его части.
Рассказчик, обращаясь к читателям, попросил их о снисхождении к личности Печорина, ведь тот, несмотря на свои пороки, был хотя бы искренен в подробном описании их.

Журнал Печорина

I. Тамань

В этой части Печорин рассказывал о забавном, по его мнению, приключении, которое произошло с ним на Тамани.

Приехав в это малоизвестное место, он в силу свойственной ему подозрительности и проницательности понял, что слепой мальчик, у которого он остановился на ночлег, что-то скрывает от окружающих. Проследив за ним, он увидел, что слепец встречается с красивой девушкой, которую сам Печорин называет Ундиной («русалкой»). Девушка и мальчик ждали человека, которого они называли Янко. Янко вскоре появился с какими-то мешками.

На следующее утро Печорин, подстрекаемый любопытством, попытался выяснить у слепца, что за узлы привез его странный приятель. Слепой мальчик молчал, делая вид, что не понимает своего гостя. Печорин встретился с Ундиной, которая попыталась заигрывать с ним. Печорин сделал вид, что поддался ее чарам.

Вечером вместе со знакомым казаком он пошел на свидание с девушкой на пристань, приказав казаку быть начеку и, если случится что-то непредвиденное, спешить к нему на помощь.

Вместе с Ундиной Печорин сел в лодку. Однако их романтическое путешествие вскоре оборвалось тем, что девушка попыталась столкнуть в воду своего спутника, при том, что Печорин не умел плавать. Мотивы поведения Ундины объяснимы. Она догадалась, что Печорин понял, чем занимается Янко, слепой мальчик и она, и поэтому он мог бы донести в полицию о контрабандистах. Однако Печорину удалось одержать победу над девушкой и сбросить ее в воду. Ундина умела плавать достаточно хорошо, она бросилась в воду и поплыла навстречу Янко. Тот забрал ее на борт своей лодки, и вскоре они растворились в темноте.

Вернувшись после столь опасного плаванья, Печорин понял, что слепой мальчик украл его вещи. Приключения прошедшего дня развлекли скучающего героя, но он был неприятно раздосадован тем, что мог бы и погибнуть в волнах.

Утром герой навсегда уехал из Тамани.

Часть вторая

(окончание журнала Печорина)

II. Княжна Мери

Печорин рассказал в своем журнале о жизни в городе Пятигорске. Провинциальное общество ему наскучило. Герой искал развлечения и нашел их.

Он познакомился с молодым юнкером Грушницким, горячим и пылким юношей, влюбленным в красавицу княжну Мери Лиговскую. Печорина забавляло чувство молодого человека. Он в присутствии Грушницкого стал говорить о Мери так, как будто это не девушка, а скаковая лошадь, имеющая свои достоинства и недостатки.

Поначалу Печорин раздражал Мери. При этом герою нравилось злить юную красавицу: то он стремился первым купить дорогой ковер, который хотела приобрести княжна, то высказывал в ее адрес злые намеки. Печорин доказывал Грушницкому, что Мери принадлежит к породе тех женщин, которые будут кокетничать со всеми подряд, а замуж выйдут за человека никчемного, по воле своей маменьки.

Тем временем Печорин познакомился в городе с Вернером, местным доктором, человеком умным, но желчным. Вокруг него в городе ходили самые нелепые слухи: кто-то даже считал его местным Мефистофелем. Вернеру нравилась такая экзотическая слава, и он всеми силами ее поддерживал. Будучи проницательным человеком, доктор предугадал будущую драму, которая может произойти между Печориным, Мери и юным юнкером Грушницким. Однако он особо не распространялся на эту тему.

События тем временем шли своим чередом, внося новые штрихи в портрет главного героя. В Пятигорск приехала светская дама и родственница княжны Мери – Вера. Читатели узнали, что Печорин когда-то был страстно влюблен в эту женщину. Она также сохранила в своем сердце светлое чувство к Григорию Александровичу. Вера и Григорий встретились. И здесь мы увидели уже другого Печорина: не холодного и злого циника, а человека больших страстей, ничего не забывшего и чувствующего страдание и боль. После встречи с Верой, которая будучи замужней женщиной, не могла соединиться с влюбленным в нее героем, Печорин вскочил в седло. Он скакал по горам и долам, сильно измучив своего коня.

На изможденном коне Печорин случайно встретился с Мери и испугал ее.

Вскоре Грушницкий с пылким чувством стал доказывать Печорину, что после всех его выходок его никогда не будут принимать в доме у княжны. Печорин поспорил со своим приятелем, доказывая обратное.
Печорин пошел на бал к княгине Лиговской. Здесь он стал вести себя необыкновенно учтиво по отношению к Мери: он танцевал с ней, как прекрасный кавалер, защищал от подвыпившего офицера, помогал справиться с обмороком. Мать Мери стала смотреть на Печорина другими глазами и пригласила его в свой дом на правах близкого друга.

Печорин стал бывать у Лиговских. Он заинтересовался Мери как женщиной, однако героя все равно притягивала Вера. На одном из редких свиданий Вера сказала Печорину, что смертельно больна чахоткой, поэтому она просит его пощадить ее репутацию. Также Вера добавила, что всегда понимала душу Григория Александровича и принимала его со всеми его пороками.

Печорин, тем не менее, сблизился с Мери. Девушка призналась ему, что ей наскучили все поклонники, включая Грушницкого. Печорин, используя свое обаяние, от нечего делать влюбил в себя княжну. Он даже сам не мог себе объяснить, для чего ему это нужно: то ли, чтобы поразвлечься, то ли для того, чтобы позлить Грушницкого, а, может быть, показать Вере, что он тоже кому-то нужен и, тем самым, вызвать ее ревность.

Григорию удалось то, чего он хотел: Мери влюбилась в него, однако поначалу она скрывала свои чувства.

Тем временем Веру стал беспокоить этот роман. На тайном свидании она попросила Печорина никогда не жениться на Мери и пообещала ему взамен ночную встречу.

Печорин же стал скучать в обществе как Мери, так и Веры. Ему надоел и Грушницкий с его страстью и мальчишеством. Печорин специально стал вести себя вызывающе на людях, чем вызывал слезы со стороны влюбленной в него Мери. Людям он казался безнравственным безумцем. Однако юная княжна Лиговская понимала, что тем самым он только больше привораживал ее.

Грушницкий начал всерьез ревновать. Он понимал, что сердце Мери отдано Печорину. Того же забавляло то, что Грушницкий перестал с ним здороваться и стал отворачиваться при его появлении.

Весь город уже говорил о том, что Печорин скоро сделает предложение Мери. Старая княгиня – мать девушки – со дня на день ждала к себе сватов от Григория Александровича. Но тот не стремился делать предложения Мери, а хотел подождать, когда девушка сама признается ему в любви. На одной из прогулок Печорин поцеловал княжну в щеку, желая посмотреть на ее реакцию. На следующий день Мери призналась в любви Печорину, но он в ответ холодно заметил, что не испытывает к ней любовного чувства.

Мери почувствовала себя глубоко униженной словами любимого человека. Она ждала чего угодно, но только не этого. Героиня поняла, что Печорин от скуки посмеялся над ней. Она сравнила себя с цветком, который злой прохожий сорвал и бросил на пыльной дороге.

Печорин же, описывая в своем дневнике сцену объяснения с Мери, рассуждал том, почему поступил столь низко. Он написал, что не хочет жениться потому, что гадалка когда-то сказала его матери, что ее сын погибнет от злой жены. В своих записях герой заметил, что ценит собственную свободу превыше всего, боится быть благородным и казаться окружающим смешным. И просто-напросто полагает, что не способен никому принести счастье.

В город приехал знаменитый фокусник. Все поспешили на его представление. Отсутствовали там только Вера и Мери. Печорин, движимый страстью к Вере, поздним вечером пошел в дом Лиговских, где та проживала. В окне он увидел и силуэт Мери. Грушницкий же выследил Печорина, полагая, что у того назначено свидание с Мери. Несмотря на то, что Печорину удалось вернуться к себе в дом, Грушницкий полон обиды и ревности. Он вызвал Григория Александровича на дуэль. В качестве секундантов выступили Вернер и малознакомый Печорину драгун.

Перед дуэлью Печорин долго не мог успокоиться, он размышлял о своей жизни и понимал, что мало кому принес хорошее. Судьба уготовила ему роль палача для многих людей. Кого-то он убивал своим словом, а кого-то и делом. Он любил ненасытной любовью только самого себя. Он искал человека, который смог бы его понять и все ему простить, но ни одна женщина, ни один мужчина не смогли это сделать.

И вот он получил вызов на дуэль. Быть может, его соперник убьет его. Что останется после него в этой жизни? Ничего. Только пустые воспоминания.

Следующим утром Вертер старался примирить Печорина и его оппонента. Однако Грушницкий был непреклонен. Печорин хотел проявить великодушие к сопернику, надеясь на его взаимность. Но Грушницкий был зол и обижен. В итоге дуэли Печорин убил Грушницкого. Чтобы скрыть факт дуэли, секунданты и Печорин дали показания, что молодого офицера убили черкесы.

Однако Вера понял, что Грушницкий погиб именно на дуэли. Она призналась мужу в своих чувствах к Печорину. Тот увез ее из города. В попытке догнать Веру, он до смерти загнал свою лошадь.

Возвратившись в город, он узнал, что слухи о дуэли просочились в общество, поэтому ему назначено новое место службы. Он пошел проститься в дом к Мери и ее матери. Старая княгиня предложила ему руку и сердце дочери, но Печорин отверг ее предложение.

Оставшись наедине с Мери, он унизил гордость этой девушки так, что самому стало неприятно.

III. Фаталист

В завершающей части романа рассказывается о том, что Печорин по делам службы оказался в станице казаков. Среди офицеров однажды вечером произошел спор относительного того, существует ли в жизни человека роковое стечение обстоятельств. Человек волен сам выбирать себе жизнь или его судьба «предопределена свыше»?

Во время жаркого спора слово взял серб Вулич. Он заявил, что по своим убеждениям является фаталистом, то есть, человеком, который верит в судьбу. Поэтому он придерживался мнения, что если ему сегодня ночью не дано умереть свыше, то смерть не заберет его, как бы он сам к ней не стремился.

В доказательство своих слов Вулич предложил пари: он выстрелит себя в висок, если он прав, то останется жив, а если неправ, то умрет.

Никто из собравшихся не хотел соглашаться на такие странные и страшные условия пари. Согласился лишь Печорин.

Посмотрев в глаза своему собеседнику, Печорин твердо произнес, что тот сегодня умрет. Тогда Вулич взял пистолет и выстрелил себе в висок. Пистолет дал осечку. Тогда он же сделал второй выстрел в сторону. Выстрел был боевой.

Все стали громко обсуждать случившееся. Но Печорин настаивал на том, что сегодня Вуличу предстоит умереть. Никто не понимал его настойчивости. Раздосадованный Вулич покинул собрание.

Печорин пошел домой переулками. Он увидел лежащую на земле разрубленную напополам шашкою свинью. Очевидцы рассказали ему, что так «чудит» один из их казаков, который любит прикладываться к бутылке.
Утром Печорина разбудили офицеры и рассказали ему, что Вулича ночью зарубил этот самый пьяный казак. Печорину стало не по себе, однако он тоже захотел испытать судьбу. Вместе с другими офицерами он пошел ловить казака.

А тем временем казак, протрезвев и поняв, что натворил, сдаваться на милость офицеров не собирался. Он заперся в своей хате и грозит убить каждого, кто туда проникнет. Смертельно рискуя, Печорин вызывался наказать буяна. Он через окно забрался в его хату, но остался живым. Казака связали подоспевшие офицеры.

После такого происшествия Печорин должен был стать фаталистом. Однако он не спешил с выводами, полагая, что в жизни все не так просто, как кажется со стороны.

А добрейший Максим Максимыч, которому он пересказал эту историю, заметил, что пистолеты часто дают осечки, да и что кому на роду написано, то и будет. Пожилой штабс-капитан также не захотел стать фаталистом.

На этом роман заканчивается. Читая краткий пересказ «Героя нашего времени», не забывайте о том, что само произведение куда интереснее, чем рассказ о его основных эпизодах. Поэтому читайте это знаменитое произведение М. Ю. Лермонтова и получайте наслаждение от прочитанного!

Заключение

Произведение Лермонтова «Герой нашего времени» сохраняет свою актуальность для читателей на протяжении почти двухсот лет. И это неудивительно, ведь в произведении затронуты важнейшие жизненные проблемы бытия человека на земле: любви, предназначения личности, судьбы, страсти и веры в высшие силы. Это произведение никого не оставит равнодушным, поэтому оно и входит в сокровищницу классических произведений русской литературы.

Тест по роману

После прочтения краткого содержания произведения Лермонтова – попробуйте пройти тест:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.4 . Всего получено оценок: 23765.

Другие материалы по творчеству Лермонтов М.Ю. Краткое содержание поэмы "Демон: восточная повесть" Лермонтова М.Ю. по главах (частях) Идейно-художественное своеобразие поэмы "Мцыри" Лермонтова М.Ю. Идейно-художественное своеобразие произведения "Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова" Лермонтова М.Ю. Краткое содержание "Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова" Лермонтова М.Ю. «Пафос поэзии Лермонтова заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности» В.Г. Белинский

Сюжетный план

1. Предисловие к роману.

2. «Бэла»:

— путешествие повествователя, его встреча с Максимом Макси-мычем;
— первая часть рассказа Максима Максимыча о Бэле;
— переезд через Крестовый перевал;
— вторая часть рассказа Максима Максимыча;
— развязка «Бэлы» и завязка дальнейшего повествования о Печорине.

3. «Максим Максимыч»:

—встреча повествователя с Максимом Максимычем;
—психологический портрет Печорина (наблюдения повествователя).

4. «Журнал Печорина»:

— Предисловие к «Журналу...»;
— «Тамань»;
— «Княжна Мери»;
— «Фаталист».

Хронологический план

1. «Тамань».
2. «Княжна Мери».
3. «Фаталист».
4. Первая часть событий повести «Бэла».
5. Вторая часть событий повести «Бэла».

6 Путешествие повествователя, его встреча с Максимом Максимычем.
7. Переезд через Крестовый перевал.
8. Развязка истории Бэлы, рассказанной Максимом Максимычем, и завязка дальнейшего повествования о Печорине.
9. Встреча повествователя с Максимом Максимычем и Печориным.
10. Предисловие к «Журналу Печорина».
11. Предисловие к роману.

Пересказ

Предисловие сделано автором ко второму изданию романа в ответ на раздраженную реакцию публики. «Иные ужасно обиделись, ...что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка!.. Герой Нашего Времени... портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии... Довольно людей кормили сластями... нужны горькие лекарства, едкие истины». Автору «было весело рисовать современного человека, каким он его понимает... Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж Бог знает».

Часть I

Глава 1. Бэла

На живописной горной дороге по пути из Тифлиса повествователь знакомится с пожилым штабс-капитаном Максимом Максимычем. Они останавливаются на ночлег в осетинской сакле. Максим Максимыч рассказывает историю, центральной фигурой которой является молодой офицер Григорий Александрович Печорин. (Печорин был направлен в крепость, как выяснится позже, за дуэль с Грушницким.) «Славный был малый, только немножко странен: в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут — а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнет, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет, а при мне ходил на кабана один на один... Есть этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!

Недалеко от крепости жил местный князь. Его пятнадцатилетнего сына Азамата, проворного, ловкого и падкого на деньги, Печорин дразнил, провоцировал: «Раз, для смеха... обещался ему дать червонец, коли он ему украдет лучшего козла из отцовского стада; и что ж вы думаете? На другую же ночь притащил его за рога». Однажды князь пригласил Печорина и Максим Максимыча на свадьбу старшей дочери. Младшая дочь князя - Бэла - понравилась Печорину. «Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной: из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные». Это был Казбич: «рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий... Ловок был, как бес!.. Лошадь его славилась в целой Кабарде». Максим Максимыч случайно услышал разговор Казбича и Азамата об этом коне, Карагезе. Азамат уговаривал продать коня, предлагал даже украсть за него свою сестру Бэлу. «Напрасно упрашивал его Азамат,.. и плакал, и льстил ему, и клялся». Наконец Казбич оттолкнул Азамата. Мальчишка вбежал в саклю, «говоря, что Казбич хотел его зарезать. Все выскочили, схватились за ружья — и пошла потеха!»

Максим Максимыч рассказал Печорину об этом разговоре: «он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что». Печорин начал специально дразнить Азамата, расхваливая коня Казбича. Так продолжалось почти три недели: «Григорий Александрович до того его задразнил, что хоть в воду». Азамат уже был готов на все, и Печорин легко уговорил мальчишку «обменять» Карагеза на сестру, Бэлу: «Карагез будет ее калымом». Печорин с помощью Азамата выкрал Бэлу, а следующим утром, когда приехал Казбич, он отвлек его разговорами, и Азамат угнал Карагеза. Казбич выскочил, стал стрелять, но Азамат был уже далеко: «С минуту он оставался неподвижен,.. потом завизжал, ударил ружье о камень, разбил его вдребезги, повалился на землю и зарыдал, как ребенок... он так пролежал до ночи и целую ночь». Казбич остался неотомщенным: Азамат сбежал из дому: «Так с тех пор и пропал: верно, пристал к какой-нибудь шайке абреков, да и сложил буйную голову...»

Штабс-капитан пытался усовестить Печорина, но тщетно: тот легко уговорил Максима Максимыча оставить Бэлу в крепости. «Что прикажете делать? Есть люди, с которыми непременно должно соглашаться». Печорин сначала задаривал Бэлу, «но она молча гордо отталкивала подарки... Долго бился с нею Григорий Александрович... Мало-помалу она научилась на него смотреть, сначала исподлобья... и все грустила». Печорин употребляет все свое красноречие, но Бэла была непреклонна. Раздосадованный Печорин заключает с Максимом Максимычем пари: «Я вам даю мое честное слово, что она будет моя... — через неделю!»

«Подарки подействовали только в половину; она стала ласковее, доверчивее - да и только; так что он решился на последнее средство». «Я решился тебя увезти, думая, что ты... полюбишь; я ошибся: прощай! Оставайся полной хозяйкой всего, что я имею... Авось недолго буду гоняться за пулей или ударом шашки: тогда вспомни обо мне и прости меня». Печорин уже сделал несколько шагов к двери, как Бэла «зарыдала и бросилась ему на шею».

Максим Максимыч рассказывает о судьбе отца Бэлы: он был подкараулен и убит Казбичем.

Наутро повествователь и штабс-капитан снова отправляются в путь, пролегающий среди дикой и величественной природы Кавказа. Картина пейзажа вселяет в рассказчика «какое-то отрадное чувство»: «мне было как-то весело, что я так высоко над миром — чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми: все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять». Описание мирного пейзажа Гуд-горы сменяется картиной враждебной человеку стихии: «кругом ничего не видно, только туман да снег; того и гляди, что свалимся в пропасть...» Путникам пришлось переждать непогоду в горской сакле. Максим Максимыч завершает рассказ об истории Бэлы: «Я к ней, наконец, так привык, как к дочери, и она меня любила... Месяца четыре все шло как нельзя лучше». Потом Печорин «стал снова задумываться», все чаще и чаще пропадал на охоте. Это мучило Бэлу, ей представлялись разные несчастья, казалось, что Печорин ее разлюбил: «Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я не раба его — я княжеская дочь!»

Желая утешить Бэлу, Максим Максимыч позвал ее погулять. Сидя на крепостном валу, они заметили вдали всадника. Это был Казбич. Печорин, узнав об этом, запретил Бэле выходить на крепостной вал. Максим Максимыч стал упрекать Печорина, что он переменился к Бэле. Печорин отвечал: «У меня несчастный характер... если я становлюсь причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив. В первой моей молодости... я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели... скоро общество мне также надоело... любовь светских красавиц только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце оставалось пусто... Я стал читать, учиться — науки также надоели... Тогда мне стало скучно Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями, — напрасно. Когда я увидел Бэлу,.. я подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою... Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни... мне с нею скучно... Мне осталось одно средство: путешествовать».

Однажды Печорин уговорил Максима Максимыча ехать на охоту. Возвращаясь, они услышали выстрел, поскакали на его звук и увидели Казбича, державшего на седле Бэлу. Выстрел Печорина перебил ногу лошади Казбича, и он, понимая, что ему не уйти, ударил Бэлу кинжалом. Через два дня она умерла, «только долго мучилась», бредила, звала Печорина. Максиму Максимычу пришло в голову «окрестить ее перед смертию», но Бэла «отвечала, что она умрет в той вере, в какой родилась». Вскоре Бэла скончалась. «Мы пошли на крепостной вал; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя. Я... хотел утешить его... он поднял голову и засмеялся... У меня мороз пробежал по коже от этого смеха...» Бэлу похоронили. «Печорин был долго нездоров, исхудал, бедняжка; только никогда с этих пор мы не говорили о Бэле», а месяца через три его перевели в Грузию. «Мы с тех пор не встречались».

Расстался с Максимом Максимычем и рассказчик: «Мы не надеялись никогда более встретиться, однако встретились, и если хотите, я расскажу: это целая история».

Глава 2. Максим Максимыч

Вскоре повествователь и Максим Максимыч снова встретились в гостинице, «как старые приятели». Они увидели, как во двор гостиницы въехала щегольская коляска. Следовавший за ней лакей, «балованный слуга», нехотя ответил, что коляска принадлежит Печорину и что тот «остался ночевать у полковника Н». Обрадовавшись, штабс-капитан попросил лакея передать своему хозяину, что «здесь Максим Максимыч», и остался дожидаться за воротами, но Печорин так и не появился. «Старика огорчало небрежение Печорина», ведь он был уверен, что тот «прибежит, как только услышит его имя».

На следующее утро Печорин появился у гостиницы, велел закладывать коляску и, скучая, сел на скамью у ворот. Рассказчик тут же послал человека за Максим Максимычем, а сам стал рассматривать Печорина. «Теперь я должен нарисовать его портрет»: «Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, пыльный бархатный сюртучок, ослепительно-чистое белье, маленькая аристократическая рука, худые бледные пальцы. Походка небрежна и ленива, но он не размахивал руками - верный признак некоторой скрытности характера... С первого взгляда — не более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В улыбке что-то детское, кожа имела какую-то женскую нежность; вьющиеся белокурые волосы живописно обрисовывали бледный, благородный лоб, следы морщин, а усы и брови черные — признак породы». Глаза его «не смеялись, когда он смеялся! Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Они сияли каким-то фосфорическим блеском, ослепительным, но холодным». Взгляд, проницательный и тяжелый, «оставлял неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен».

Рассказчик увидел, как через площадь что было мочи бежит Максим Максимыч, «он едва мог дышать». «Он хотел кинуться на шею Печорину, но тот холодно, хотя и с приветливой улыбкой протянул ему руку. Максим Максимыч, волнуясь, расспрашивает Печорина, уговаривает его остаться: «Да куда это так спешите?.. А помните наше житье-бытье в крепости?.. А Бэла?..» «Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся...» На вопрос, чем занимался он все это время, отвечал: «Скучал... Однако прощайте, я спешу... Благодарю, что не забыли...» «Старик нахмурил брови... Он был печален и сердит». Печорин уже собирался отъезжать, как Максим Максимыч вскричал: «Постой, постой! У меня остались ваши бумаги... Что мне с ними делать?» «Что хотите! — отвечал Печорин. — Прощайте...»

Слезы досады сверкали на глазах Максима Максимыча: «Что ему во мне? Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара... Ну какой бес несет его теперь в Персию?... А, право, жаль, что он дурно кончит... Уж я всегда говорил, что нет проку в том, кто старых друзей забывает!..» Повествователь попросил Максима Максимыча отдать ему бумаги Печорина. Тот с презрением бросил на землю несколько тетрадок. Штабс-капитан был глубоко оскорблен поведением Печорина: «Где нам, необразованным старикам, за вами гоняться!... Вы молодежь светская, гордая: еще пока здесь, под черкесскими пулями, так вы туда-сюда... а после встретитесь, так стыдитесь и руку протянуть нашему брату».
Сухо простившись, повествователь и Максим Максимыч расстались: рассказчик уехал один. Повесть заканчивается выражением сочувствия Максиму Максимычу: «Грустно видеть, когда юноша теряет лучшие свои надежды и мечты... Но чем их заменить в лета Максима Максимыча? Поневоле сердце очерствеет и душа закроется...»

Журнал Печорина

Предисловие

«Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки... Я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление... Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе... Мое мнение о характере Печорина... - заглавие этой книги». Скажут: «Да это злая ирония!» — Не знай.

I. Тамань

Дальнейший рассказ ведется от лица Печорина.

«Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить. Я приехал туда на перекладной поздно ночью».

Представившись офицером, едущим «по казенной надобности», Печорин потребовал квартиры, но все избы оказались заняты. Десятник, провожавший Печорина, предупредил: «Есть еще одна фатера, только вашему благородию не понравится; там нечисто». Печорина отвели в убогую хату на самый берег моря. «Из сеней выполз мальчик лет четырнадцати... Он был слепой, совершенно слепой от природы... едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, она произвела на меня самое неприятное впечатление... Родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется». Выяснилось, что мальчик - сирота.

В хате «на стене ни одного образа - дурной знак!». Вскоре Печорин заметил какую-то тень. Последовав за ней, он увидел, что это слепой с каким-то узлом крадется на берег моря, Печорин стал следить за слепым. На берегу к мальчику подошла женекая фигура. «Что, слепой? — сказал женский голос, — буря сильна; Янко не будет». Слепой отвечал без малороссийского акцента, с каким разговаривал с Печориным. Через некоторое время приплыла лодка, нагруженная до отказа, из нее вышел человек в татарской бараньей шапке, «все трое принялись вытаскивать что-то из лодки», потом с узлами «пустились вдоль по берегу». Печорин встревожился, «насилу дождался утра».

Утром денщик-казак передал Печорину слова урядника о хате, где они остановились: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Появилась старуха и какая-то девушка. Печорин пытался разговорить старуху, но она не отвечала, притворяясь глухой. Тогда он схватил слепого за ухо: «Куда ты ночью таскался с узлом?» Но слепой не сознавался, заплакал, заохал, старуха вступилась за него. Печорин твердо решает все узнать.

Спустя какое-то время Печорин услышал «что-то похожее на песню... напев странный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой... на крыше хаты моей стояла девушка... настоящая русалка (именно эту девушку Печорин видел прошлой ночью на берегу). Весь день она вертелась возле хаты Печорина, заигрывала с ним. «Странное существо! Глаза ее с бойкой проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью... Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь». Она была обворожительна: «В ней было много породы... Необыкновенная гибкость стана, длинные русые волосы, правильный нос...» Вечером Печорин остановил ее в дверях и попытался завести разговор, но на все вопросы она отвечала уклончиво. Тогда Печорин сказал, желая смутить ее: «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег», но девушка «лишь захохотала во все горло: «Много видели, да мало знаете; а что знаете, так держите под замочком». Через некоторое время девушка пришла в комнату к Печорину. «Села тихо и безмолвно устремила на меня глаза свои; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание... Вдруг вскочила, обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих... В глазах у меня потемнело, я сжал ее в объятиях, но она как змея скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», - и стрелою выскочила из комнаты.

Ночью Печорин, взяв с собой пистолет, вышел, предупредив казака: «Если выстрелю из пистолета, то беги на берег».
Девушка взяла Печорина за руку, и они, спустившись к морю, сели в лодку. Когда лодка отплыла от берега, девушка обняла Печорина: «Я тебя люблю...» «Я почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в воду: я хвать за пояс — пистолета нет. Оглядываюсь - мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море... между нами началась отчаянная борьба... «Чего ты хочешь? - закричал я. «Ты видел, - отвечала она, — ты донесешь!» Девушка попыталась сбросить Печорина в воду, но он, изловчившись, сам сбросил ее за борт. Кое-как добравшись до берега, Печорин затаился в траве обрыва и увидел, что на берег выплыла девушка. Вскоре приплыла лодка с Янко, через несколько минут явился слепой с мешком. «Послушай, слепой! - сказал Янко, - дела пошли худо, поеду искать работы в другом месте. Она поедет со мною; а старухе скажи, что, дескать, пора умирать». «А я?» — сказал слепой жалобным голосом. «На что мне тебя?» - был ответ. Янко бросил слепому монету, тот не поднял ее. «Они подняли маленький парус и быстро понеслись... слепой все сидел на берегу, мне послышалось что-то похожее на рыдание... Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!»

Вернувшись в хату, Печорин обнаружил, что его шкатулка, шашка, кинжал исчезли. «Делать было нечего... И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восемнадцатилетняя девушка чуть не утопила?.. Я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым — не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности».

Часть вторая (окончание журнала Печорина)

II. Княжна Мери

11-го мая. Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города... Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»; на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка... Весело жить в такой земле! Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине - чего бы, кажется, больше? Зачем тут страсти, желания, сожаления?..

Печорин отправился к Елисаветинскому источнику, где собиралось «водяное общество». По пути он заметил скучающих людей (отцов семейств, их жен и дочерей, мечтающих о женихах), обогнал толпу мужчин, которые «пьют — однако не воду, волочатся только мимоходом; они играют и жалуются на скуку». У источника Печорина окликнул Грушницкого, знакомого по действующему отряду. «Грушницкий — юнкер. Он только год в службе, носит, по особенному роду франтовства, толстую солдатскую шинель, У него Георгиевский солдатский крестик... Ему едва ли двадцать один год. Говорит он скоро и вычурно: он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы... Производить эффект — их наслаждение». Грушницкий не привык слушать собеседника, он не знает людей, потому что занят только собой. «Я его понял, и он за это меня не любит... Я его также не люблю: и чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге...»

Грушницкий рассказывает Печорину о том, что единственно интересные люди здесь — княгиня Литовская с дочерью, но он с ними не знаком. В этот момент Литовские проходят мимо, и Печорина отмечает прелесть молодой дамы. «Грушницкий успел принять драматическую позу с помощью костыля» и произнес претенциозную фразу, так что барышня, обернувшись, с любопытством посмотрела на него. Печорин дразнит Грушницкого: «Эта княжна Мери прехорошенькая, у нее бархатные глаза... я тебе советую присвоить это выражение... А что у нее зубы белы?» Немного погодя, проходя мимо, Печорин увидел, как Грушницкий уронил на песок стакан, и делает вид, что не может его поднять из-за раненой ноги. Мери «легче птички подскочила, нагнулась, подняла стакан и подала ему». Грушницкий окрылен, но Печорин скептически осаживает его: «мне хотелось его побесить. У меня врожденная страсть противоречить».

13-го мая. Утром к Печорину пришел доктор Вернер, «скептик и матерьялист, а вместе с этим поэт. Он изучал все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа... Он был беден, мечтал о миллионах, а для денег не сделал бы лишнего шага... У него был злой язык... Он был мал ростом, и худ, и слаб... одна нога была у него короче другой, как у Байрона, голова казалась огромна... Его маленькие черные глаза... старались проникнуть в ваши мысли... Его сюртук, галстук и жилет были постоянно черного цвета. Молодежь прозвала его Мефистофелем... Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями, потому что я к дружбе не способен: из двух друзей всегда один раб другого».

Печорин заметил: «мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя...» Вернер сообщил, что Печориным заинтересовалась княгиня, а княжна Мери — Грушницким. Она уверена, что его разжаловали в солдаты за дуэль. Еще Вернер видел у Литовских их родственницу: «среднего роста, блондинка, на правой щеке черная родинка». Печорин по этой родинке узнает «одну женщину, которую любил в старину...» «Ужасная грусть стеснила мое сердце. Судьба ли нас свела опять на Кавказе, или она нарочно сюда приехала, зная, что меня встретит?.. Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надо мной. Я глупо создан: ничего не забываю, — ничего!»

Вечером на бульваре Печорин увидел Литовских. Он начал рассказывать веселые истории и анекдоты знакомым офицерам, и вскоре вокруг него собрались даже те, кто окружал княжну. «Несколько раз ее взгляд... выражал досаду, стараясь выразить равнодушие... Грушницкий следил за нею, как хищный зверь...»

16-го мая. «В продолжение двух дней дела мои ужасно подвинулись. Княжна меня решительно ненавидит. Ей странно... что я не стараюсь познакомиться с нею... Я употребляю все свои силы на то, чтобы отвлекать ее обожателей...» Печорин перекупил персидский ковер, который хотела приобрести княжна, и велел провести свою лошадь, покрытую этим ковром, мимо окон княжны. Печорин продолжал дразнить Грушницкого, уверяя, что княжна влюблена в него. «Явно, что он влюблен, потому что стал еще доверчивее прежнего... Я не хочу вынуждать у него признаний; я хочу, чтобы он сам выбрал меня в свои поверенные, - и тут-то я буду наслаждаться...»

Прогуливаясь, вспоминая женщину с родинкой на щеке, Печорин подошел к гроту и увидел сидящую женщину... «Вера! — вскрикнул я невольно. Она вздрогнула и побледнела... Давно забытый трепет пробежал по моим жилам при звуке этого милого голоса...» Выяснилось, что Вера второй раз замужем. «Ее лицо выражало глубокое отчаяние, на глазах сверкали слезы...» «Я бы тебя должна ненавидеть... ты ничего мне не дал, кроме страданий...» Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй... Я ей дал слово познакомиться с Литовскими и волочиться за княжной, чтобы отвлечь от нее внимание. Таким образом мои планы нимало не расстроились, и мне будет весело... Я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь». Вера «не заставляла меня клясться в верности, и я ее не обману: она единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть». «Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь: «Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор... Я думаю, казаки, зевающие на своих вышках,., приняли меня за черкеса». Печорин действительно походил на черкеса — и одеждой, и горской посадкой в седле. Он гордился своим «искусством в верховой езде на кавказский лад».

Уже вечером Печорин заметил шумную кавалькаду, впереди которой ехали Грушницкий и Мери, и услышал их разговор: Грушницкий пытался произвести на княжну впечатление романтического героя. Печорин, дождавшись, когда они поравняются с ним, неожиданно выехал из-за куста, чем перепугал княжну: она приняла его за черкеса, как он и ожидал. Тем же вечером Печорин встретил Грушницкого, возвращавшегося от Литовских. Юнкер был почти счастлив, окрылен надеждой, уверен, что Печорин завидует ему и жалеет о своем дерзком поведении. Печорин же, продолжая свою игру, ответил Грушниц-кому, что если захочет, завтра же будет у княгини и даже станет волочиться за княжной...

21-го мая. «Прошла почти неделя, а я еще не познакомился с Литовскими. Жду удобного случая. Грушницкий, как тень, следует за княжной везде... когда же он ей наскучит? Завтра бал, и я буду танцевать с княжной...»

22-го мая. На бал Литовские приехали одними из последних. Грушницкий не спускал глаз «со своей богини». Печорин услышал, как одна толстая дама из тех, что завидовали княжне, говорила своему кавалеру, драгунскому капитану: «Эта княжна Литовская пренесносная девчонка!.. И чем она гордится? Уж ее надо бы проучить...» Драгунский капитан вызывается сделать это.

Печорин пригласил княжну на вальс, а после «с самым покорным видом» попросил у нее прощения за свое дерзкое поведение. В это время драгунский капитан подговорил одного пьяного господина пригласить княжну на мазурку. Вся компания с интересом наблюдала, как напуганная княжна выйдет из неловкого положения. Ее выручает Печорин, выпроводивший пьяного. «Я был вознагражден глубоким, чудесным взглядом». Мать княжны поблагодарила Печорина и пригласила к себе. В разговоре с княжной Печорин, продолжая выполнять свой план, вел себя почтительно, дал понять, что она давно ему нравится. Вскользь он заметил, что Грушницкий всего лишь юнкер, чем разуверил княжну: она считала, что Грушницкий — разжалованный офицер.

23-го мая. Вечером Грушницкий, встретив Печорина на бульваре, стал благодарить его за помощь княжне, как будто имел на это право. Он признался, что любит княжну до безумия, а она вдруг переменилась к нему. Потом они вместе пошли к Литовским. Там его представили Вере, не зная, что они давно знакомы. Печорин старался понравиться княгине, шутил. Вера была благодарна Печорину: она думала, что он ради встречи с ней начал волочиться за княжной. Мери была раздосадована тем, что Печорин равнодушен к ее пению, и заговорила с Грушницким. Для искушенного Печорина ясно ее намерение, он думает: «Вы хотите мне отплатить тою же монетою, кольнуть мое самолюбие, — вам не удастся! И если вы мне объявите войну, то я буду беспощаден».

29-го мая. «Все эти дни я ни разу не отступил от своей системы». Княжна «начинает видеть во мне человека необыкновенного». «Я всякий раз, как Грушницкий подходит к ней, принимаю смиренный вид и оставляю их вдвоем». Печорин привычно ведет свою роль: он то внимателен к Мери, то равнодушен к ней. Ему удалось заставить княжну признаться в своей симпатии к нему. Печорин понимает: «Грушницкий ей надоел».

3-го июня. «Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?.. А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души!.. Я смотрю на страдания и радости других... как на пищу, поддерживающую мои душевные силы... Первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает... Я был бы счастлив, если б все меня любили. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого...»

Грушницкий произведен в офицеры и рассчитывает произвести этим впечатление на княжну. Вечером на прогулке Печорин злословил о своих знакомых. Мери пугается его сарказма: «Вы опасный человек!., я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок...» Печорин, приняв растроганный вид, говорит, что ему с детства приписывали наклонности, которых у него не было: «Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве; я стал скрытен... Я был готов любить весь мир — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть... Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого». «В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; ей было жаль меня! Сострадание... впустило свои когти в ее неопытное сердце». На вопрос Печорина: «Любили ли вы?» княжна «покачала головой — и опять впала в задумчивость»: «Она недовольна собой, она себя обвиняет в холодности... Завтра она захочет вознаградить меня. Я все это уж знаю наизусть — вот что скучно!»

4-го июня. Княжна поверила свои сердечные тайны Вере, и та замучила Печорина ревностью. Он обещал ей переехать вслед за Литовскими в Кисловодск. Вечером у Литовских Печорин заметил, как изменилась Мери: «она слушала мой вздор с таким глубоким, напряженным, даже нежным вниманием, что мне стало совестно... Вера все это заметила: на ее лице изображалась глубокая грусть... Мне стало жаль ее... Тогда я рассказал всю драматическую историю... нашей любви, разумеется, прикрыв все это вымышленными именами». Печорин говорил так, что Вера должна была простить его кокетство с княжной.

5-го июня. Перед балом к Печорину явился Грушницкий «в полном сиянии армейского пехотного мундира... Его праздничная наружность, его гордая походка заставили бы меня расхохотаться, если б это было согласно с моими намерениями». Отправляясь на бал, Печорин размышлял: «Неужели мое единственное назначение на земле — разрушать чужие надежды?., невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя». На балу Печорин подслушал разговор Грушницкого с Мери: он упрекал ее в равнодушии. Печорин не преминул уколоть Грушницкого: «в мундире он еще моложавее», чем вызвал его бешенство: «как все мальчики, он имеет претензию быть стариком». Весь вечер Грушницкий надоедал княжне, и «после третьей кадрили она его уж ненавидела». Грушницкий, узнав о том, что Мери обещала мазурку Печорину, хочет отомстить «кокетке».

После бала, проводив княжну до кареты, Печорин поцеловал ее руку: «было темно, и никто не мог этого видеть». Он вернулся в зал «очень доволен собою». «Когда я вошел, все замолчали: видно, говорили обо мне... кажется, составляется против меня враждебная шайка... Очень рад; я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже... угадывать намерение, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов, — вот что я называю жизнью».

6-го июня. «Нынче поутру Вера уехала с мужем в Кисловодск»-. Мери больна и не выходит. Грушницкий ждет удобного случая, чтобы отомстить Печорину. «Возвратясь домой, я заметил, что мне чего-то недостает. Я не видал ее! Она больна! Уж не влюбился ли я в самом деле?.. Какой вздор!»

7-го июня. Утром Печорин шел мимо дома Литовских. Княжна была одна. «Я без доклада, пользуясь свободой здешних нравов, пробрался в гостиную...» Печорин объясняет оскорбленной княжне свою дерзость (он поцеловал ей руку после бала): «Простите меня, княжна! Я поступил как безумец... этого в другой раз не случится... Зачем вам знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете. Прощайте». «Уходя, мне кажется, я слышал, что она плакала». Вечером Вернер рассказал Печорину о слухах, будто бы тот собирается жениться на княжне. Печорин уверен, что слух пустил Грушницкий, и решил ему отомстить.

10-го июня. «Вот уже три дни, как я в Кисловодске. Каждый день вижу Веру у колодца и на гулянье... Грушницкий с своей шайкой бушует каждый день в трактире и со мной почти не кланяется».

11-гоиюня. Наконец приезжают Литовские. «Неужто я влюблен? Я так глупо создан, что этого можно от меня ожидать». «Я у них обедал. Княгиня на меня смотрит очень нежно и не отходит от дочери... плохо! Зато Вера ревнует меня к княжне: добился же я этого благополучия! Чего женщина не сделает, чтоб не огорчить соперницу?.. Нет ничего парадоксальнее женского ума... Женщины должны бы желать, чтоб все мужчины их так же хорошо знали, как я, потому что я люблю их во сто раз больше с тех пор, как их не боюсь и постиг их мелкие слабости».

12-го июня. На верховой прогулке при переезде вброд речки у княжны закружилась голова, Печорин воспользовался моментом: «Я быстро наклонился к ней, обвил рукою ее гибкую талию... моя щека почти касалась ее щеки; от нее веяло пламенем... Я не обращал внимания на ее трепет и смущение, и губы мои коснулись ее нежной щечки; она вздрогнула, но ничего не сказала; мы ехали сзади; никто не видал. Я поклялся не говорить ни слова... мне хотелось видеть, как она выпутается из этого затруднительного положения. «Или вы меня презираете, или очень любите! — сказала она наконец. — Может быть, вы хотите посмеяться надо мной... Вы молчите? ...вы, может быть, хотите, чтоб я первая вам сказала, что я вас люблю?..» Я молчал... «Хотите ли этого?» — ...В решительности ее взора и голоса было что-то страшное. «Зачем?» — отвечал я, пожав плечами. «Она ударила хлыстом свою лошадь и пустилась во весь дух... До самого дома она говорила и смеялась поминутно». Печорин понимает: это был «нервический припадок: она проведет ночь без сна и будет плакать»: «Эта мысль мне доставляет необъятное наслаждение: есть минуты, когда я понимаю Вампира...»

Вечером, возвращаясь домой, Печорин подслушал, как драгунский капитан предлагал Грушницкому вызвать Печорина из-за «какой-нибудь глупости» на дуэль: «Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит». «Я с трепетом ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мной при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков». После некоторого молчания Грушницкий согласился. «Я вернулся домой, волнуемый двумя различными чувствами. Первое было грусть. За что они все меня ненавидят?.. И я чувствовал, что ядовитая злость наполняла мою душу... Берегитесь, господин Грушницкий!.. Я не спал всю ночь». «Поутру я встретил княжну у колодца». Она умоляет: «...говорите правду... только скорее... я всем могу пожертвовать для того, которого люблю...» «Я вам скажу всю истину, — отвечал я княжне, — не буду оправдываться, ни объяснять своих поступков; я вас не люблю». «Ее губы слегка побледнели... «Оставьте меня», — сказала она едва внятно. Я пожал плечами, повернулся и ушел».

14-го июня. «Я иногда себя презираю... не оттого ли я презираю и других?.. Как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! Я готов на все жертвы, но свободы моей не продам».

15-го июня. Печорин получает записку от Веры, в которой она назначает ему свидание: она будет дома одна. Печорин торжествует: «Наконец-таки вышло по-моему». После любовного свидания Печорин, спускаясь с верхнего балкона на нижний, заглянул в комнату Мери: «Она сидела неподвижно, опустив голову на грудь». В эту минуту кто-то схватил его за плечо. «Это были Грушницкий и драгунский капитан». Печорин вырвался и убежал: «Через минуту я был уже в своей комнате». Грушницкий и драгунский капитан застучали в дверь Печорина, но он ответил, что спит, лишив их подозрения доказательств.

16-го июня. Утром Печорин подслушал, как Грушницкий клялся, что вчера ночью чуть не поймал Печорина, выходившего от княжны. Печорин вызвал Грушницкого на дуэль. Вернер согласился быть секундантом и отправился договариваться об условиях поединка к Грушницкому. Там он подслушал, как драгунский капитан настаивает, чтобы зарядить лишь один пистолет — Грушницкого. Доктор пересказал это Печорину, у того возник новый план.

В ночь перед дуэлью Печорину не спится. «Что ж? умереть, так умереть! Потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно... Зачем я жил? Для какой цели я родился? ...а верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения. .. Сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы!... Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я... любил для себя, для собственного удовольствия.

И, может быть, я завтра умру!... Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? А все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового... Смешно и досадно!»

«Вот уже полтора месяца, как я в крепости N. Максим Максимыч ушел на охоту... я один... Скучно!.. Стану продолжать свой журнал...

Я думал умереть; это было невозможно: я еще не осушил чаши страданий...»

Печорин вспоминает события дуэли. По пути он любовался пейзажем: «Я не помню утра более глубокого и свежего! ...Я помню — в этот раз, больше, чем когда-нибудь прежде, я любил природу». Вернер спросил Печорина о завещании, тот ответил: «наследники отыщутся сами... Хотите ли, доктор, чтоб я раскрыл вам мою душу? Я давно уж живу не сердцем, а головою. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его...»

У скалы противники встретились. Вернер беспокоится: Печорин не хочет показать, что ему известен заговор. Но у Печорина свои расчеты: он предложил стреляться на вершине: «даже легкая рана будет смертельна», настаивает, чтобы жребий решил, кому стрелять первому. Грушницкий нервничал: «теперь он должен был выстрелить на воздух или сделаться убийцей... В эту минуту я не желал бы быть на его месте... Я хотел испытать его».

Грушницкому выпал жребий стрелять первым: «ему было стыдно убить человека безоружного... Колена его дрожали. Он целил мне прямо в лоб... Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту. «Не могу!» — сказал он глухим голосом. «Трус!» — отвечал капитан. «Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено... И вот он остался один против меня». В груди Печорина кипели «и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба». «Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть?» — сказал он Грушницкому и обратился к доктору: «Эти господа, вероятно второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, — и хорошенько!» «Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный. «Оставь их! — сказал он капитану. — Ведь ты знаешь, что они правы». «Грушницкий, — сказал я, — еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все». «Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали: «Стреляйте! — отвечал он, - я себя презираю, а вас ненавижу... нам на земле вдвоем нет места...» «Я выстрелил... Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было». «Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза...»

Приехав домой, Печорин нашел две записки: одну от доктора, другую от Веры. Вернер сообщал, что все улажено и холодно прощался с Печориным: «Доказательств против вас никаких, и вы можете спать спокойно... если можете...» Вера писала: «...Это письмо будет прощаньем и исповедью... ты любил меня как собственность, как источник радости, тревог и печалей... в твоей природе есть что-то особенное, что-то гордое и таинственное; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно... и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном...» Вера призналась мужу в своей любви к Печорину, и они уезжают: «Я погибла, — но что за нужда?.. Если б я могла быть уверена, что ты всегда меня будешь помнить... я для тебя потеряла все на свете...»

«Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск... При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете». Обессиленный, загнанный конь «грянулся на землю». «Изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и как ребенок заплакал... я думал, грудь моя разорвется». Когда Печорин пришел в себя, он понял, что «гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно... Все к лучшему!.. Плакать здорово...» Он вернулся к себе пешком и проспал весь день.

Пришел доктор с предупреждением: начальство догадывается о дуэли; сказал, что княгиня уверена, что Печорин стрелялся из-за ее дочери. На другой день Печорин получил назначение в крепость N и пришел проститься к Литовским. Княгиня думала, что Печорина останавливает от предложения руки и сердца какая-то тайная причина. Но он попросил позволения объясниться с Мери. «Княжна, — сказал я, — вы знаете, что я над вами смеялся?.. Вы должны презирать меня... Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?..» «Я вас ненавижу...» — сказала она.

Через час Печорин уехал из Кисловодска. Дневник он продолжает в крепости: «Отчего я не хотел ступить на этот путь, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?.. Нет, я бы не ужился с этой долею!»

III. Фаталист

Печорин описывает свою жизнь в казачьей станице, где он провел две недели. Офицеры по вечерам играли в карты. Однажды... у майора С***... рассуждали о том, верно ли, что судьба человека написана на небесах. «Каждый рассказывал разные необыкновенные случаи рго или соп1га» (за и против). Среди офицеров был поручик Вулич, родом серб, высокий, смуглый, черноглазый. «Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти не пил... Была только одна страсть... страсть к игре». Он предложил испытать, «может ли человек своевольно располагать своею жизнию». Печорин предложил пари: «Утверждаю, что нет предопределения» и поставил все деньги, которые у него были с собой. Вулич наудачу снял со стены пистолет, взвел курок. «Мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. — Вы нынче умрете! — сказал я ему». Никто не знал, заряжен ли пистолет, все пытались отговорить Вулича. Но он приставил дуло пистолета ко лбу, «спустил курок — осечка»; тут же прицелился в фуражку — выстрел раздался. «Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться».

Печорин возвращался домой и думал о ничтожности людских споров и о вечности небесных светил, о предках, которым «силу воли придавала уверенность, что целое небо... на них смотрит с участием». «А мы, их жалкие потомки... не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастия... не имея, как они, ни надежды, ни даже... наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою... В напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко...»

В этот вечер Печорин твердо верил в предопределение. Неожиданно он наткнулся на что-то толстое и мягкое. Это оказалась разрубленная пополам свинья. Два казака, бежавшие по переулку, спросили, не видел ли Печорин пьяного казака: «Экой разбойник! Как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало. ...надо его связать, а то...»

Печорину не спалось. Ранним утром в окно застучали. Офицеры сообщили, что Вулич убит: на него налетел тот пьяный казак, который зарубил свинью. Перед смертью он сказал только: «Он прав!» Эта фраза относилась к Печорину: он предсказал близкую кончину Вулича.

Убийца заперся в пустой хате, никто не решался туда зайти. Старый есаул окликнул казака: «Согрешил, брат Ефимыч, так уж нечего делать, покорись! ...Своей судьбы не минуешь!» «Не покорюсь!» — закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок. Тут у Печорина «мелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу». Велев есаулу отвлечь казака разговорами, Печорин, оторвав ставень, бросился в окно. Казак выстрелил и промахнулся. Печорин схватил его за руки, казаки ворвались, «и не прошло трех минут, как преступник был уже связан».

«После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. Я люблю сомневаться во всем: я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится—а смерти не минуешь!» Вернувшись в крепость, Печорин пожелал узнать мнение Максима Максимыча насчет предопределения. Но тот мало что понял, он привык мыслить конкретно: «Эти азиатские курки часто осекаются...» Потом примолвил: «Да, жаль беднягу... Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Видно, уж так у него на роду было написано!..»

Михаил Лермонтов

Герой нашего времени

Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики. Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок, и потому они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар. Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы.

Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых… Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности!

Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..

Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж бог знает!

Часть первая

Я ехал на перекладных из Тифлиса. Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастию для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастью для меня, остался цел.

Уж солнце начинало прятаться за снеговой хребет, когда я въехал в Койшаурскую долину. Осетин- извозчик неутомимо погонял лошадей, чтоб успеть до ночи взобраться на Койшаурскую гору, и во все горло распевал песни. Славное место эта долина! Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар, желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею.

Подъехав к подошве Койшаурской горы, мы остановились возле духана. Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев; поблизости караван верблюдов остановился для ночлега. Я должен был нанять быков, чтоб втащить мою тележку на эту проклятую гору, потому что была уже осень и гололедица, – а эта гора имеет около двух верст длины.

Нечего делать, я нанял шесть быков и нескольких осетин. Один из них взвалил себе на плечи мой чемодан, другие стали помогать быкам почти одним криком.

За моею тележкою четверка быков тащила другую как ни в чем не бывало, несмотря на то, что она была доверху накладена. Это обстоятельство меня удивило. За нею шел ее хозяин, покуривая из маленькой кабардинской трубочки, обделанной в серебро. На нем был офицерский сюртук без эполет и черкесская мохнатая шапка. Он казался лет пятидесяти; смуглый цвет лица его показывал, что оно давно знакомо с закавказским солнцем, и преждевременно поседевшие усы не соответствовали его твердой походке и бодрому виду. Я подошел к нему и поклонился: он молча отвечал мне на поклон и пустил огромный клуб дыма.

– Мы с вами попутчики, кажется?

Он молча опять поклонился.

– Вы, верно, едете в Ставрополь?

– Так-с точно… с казенными вещами.

– Скажите, пожалуйста, отчего это вашу тяжелую тележку четыре быка тащат шутя, а мою, пустую, шесть скотов едва подвигают с помощью этих осетин?

Он лукаво улыбнулся и значительно взглянул на меня.

– Вы, верно, недавно на Кавказе?

– С год, – отвечал я.

Он улыбнулся вторично.

– А что ж?

– Да так-с! Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать, так коли они крикнут по-своему, быки все ни с места… Ужасные плуты! А что с них возьмешь?.. Любят деньги драть с проезжающих… Избаловали мошенников! Увидите, они еще с вас возьмут на водку. Уж я их знаю, меня не проведут!

– А вы давно здесь служите?

– Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче , – отвечал он, приосанившись. – Когда он приехал на Линию, я был подпоручиком, – прибавил он, – и при нем получил два чина за дела против горцев.

– А теперь вы?..

– Теперь считаюсь в третьем линейном батальоне. А вы, смею спросить?..

Я сказал ему.

Разговор этим кончился и мы продолжали молча идти друг подле друга. На вершине горы нашли мы снег. Солнце закатилось, и ночь последовала за днем без промежутка, как это обыкновенно бывает на юге; но благодаря отливу снегов мы легко могли различать дорогу, которая все еще шла в гору, хотя уже не так круто. Я велел положить чемодан свой в тележку, заменить быков лошадьми и в последний раз оглянулся на долину; но густой туман, нахлынувший волнами из ущелий, покрывал ее совершенно, ни единый звук не долетал уже оттуда до нашего слуха. Осетины шумно обступили меня и требовали на водку; но штабс- капитан так грозно на них прикрикнул, что они вмиг разбежались.

– Ведь этакий народ! – сказал он, – и хлеба по-русски назвать не умеет, а выучил: «Офицер, дай на водку!» Уж татары по мне лучше: те хоть непьющие…

До станции оставалось еще с версту. Кругом было тихо, так тихо, что по жужжанию комара можно было следить за его полетом. Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас темно-синие вершины гор, изрытые морщинами, покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, еще сохранявшем последний отблеск зари. На темном небе начинали мелькать звезды, и странно, мне показалось, что оно гораздо выше, чем у нас на севере. По обеим сторонам дороги торчали голые, черные камни; кой-где из-под снега выглядывали кустарники, но ни один сухой листок не шевелился, и весело было слышать среди этого мертвого сна природы фырканье усталой почтовой тройки и неровное побрякиванье русского колокольчика.

– Завтра будет славная погода! – сказал я. Штабс-капитан не отвечал ни слова и указал мне пальцем на высокую гору, поднимавшуюся прямо против нас.

– Что ж это? – спросил я.